Жизнь уроженки башкирского Зауралья Илюзы Мухамедьяновой перевернули два события, произошедшие в последние годы в Башкортостане, — народные протесты на Куштау и в Баймаке. В 2024 году она в течение нескольких месяцев исследовала феномен баймакского противостояния и опубликовала на эту тему несколько научных работ за рубежом. В том же году девушка уехала из России и сейчас учится в Карловом университете в Праге, где продолжает заниматься исследованиями общественно-политических процессов на родине.
Текст: Проект "Окно".
25-летняя Илюза Мухамедьянова родилась в деревне Куватово Баймакского района Башкортостана. Окончила деревенскую школу, потому поступила в Уфимский авиационно-технический университет (ныне — Уфимский университет науки и технологий. — Ред.) на специальность "Электрические системы и сети".
Общественной деятельностью Илюза начала заниматься в университете: работала в разных общественных организациях, в том числе во "Всемирном курултае башкир".
В 2019 году на молодежном управленческом форуме "Алтай. Территория развития!" она представила проект "Медиашкола "Асылташ" и выиграла грант в размере 200 тыс рублей на его реализацию.
— Я очень хотела заниматься именно с такими ребятами, которые, как и я, приехали из деревни учиться в Уфу, объединить их, — рассказывает девушка. — Медиашкола "Асылташ" в том числе была создана для того, чтобы делать медиапроекты с упором на башкирскую культуру, историю башкирского народа, историю Башкортостана.
Всё изменили события на Куштау
Спокойная жизнь, по словам Илюзы, для не закончилась в 2020 году, когда в республике начались массовые протесты в защиту шихана Куштау.
— Это стало первым звоночком, когда я поняла: я что-то не понимаю, что в моей республике происходит, — вспоминает девушка. — Раньше для меня было так: есть мое окружение, мы делаем классные вещи, работаем с молодежью, продвигаем идеи образования, уважения к башкирской культуре, к Башкортостану. Когда произошли протесты на Куштау, я начала задумываться: что не так, почему люди думают иначе, почему вообще произошла такая ситуация, что встал вопрос о разработке Куштау, а до этого — вопрос о разработке [шихана] Торатау. Это меня привело к тому, что я начала больше задумываться об устройстве Башкортостана, потом — об устройстве России.
— Эти события очень сильно поменяли мое окружение, — говорит исследовательница. — Часть людей в нем выступила за разработку Куштау — и эти люди стали для меня "нерукопожатными".
Народные протесты побудили Илюзу к изучению политологии и социологии.
— В это время я поняла, что слишком сильно ушла в какую-то "технарскую" область, что мне не хватает знаний, чтобы понять и осмыслить то, что происходит в моей стране.
"Единственное, в чем я убеждена, это то, что цветы лучше пуль"
Начало полномасштабного российского вторжения в Украину Илюза встретила в Казани, куда приехала учиться программированию.
— То утро я встретила в одиночестве в своей квартире. В тот день я написала пост "Цветы лучше пуль", в котором рассказала своим подписчикам историю американской девушки Эллисон Краузе (была убита 4 мая 1970 года в Кенте, штат Огайо, во время расстрела солдатами Национальной гвардии студенческих протестов против войны США в Камбодже; незадолго до гибели воткнула в ствол ружья одного из солдат веточку сирени, произнеся слова: "Цветы лучше пуль" — Ред.).
По словам Мухамедьяновой, у неё вновь случился "большой шок" из-за того, что некоторые друзья ее не поддержали.
— Они начали мне писать: "Ты не знаешь историю", "Ты не можешь так говорить" и всё такое. И это стало, наверное, следующим этапом, когда я просто психанула и начала изучать историю России. И в целом ничего интересного я там не нашла. Я просто поняла — имперская история России мне как башкирке не близка и кажется недостоверной.
Илюза Мухамедьянова вернулась в Уфу.
— В Уфе я прожила год, — продолжает девушка. — Работала маркетологом в различных агентствах. Но это меня очень сильно вымотало на фоне всех происходящих событий. Ты как маркетолог должен всё время продвигать позитив, внушать стремление к успеху и тому подобное. А город весь был в баннерах "СВО", война продолжалась — и всё это очень сильно повлияло на мое психическое здоровье. И я просто решила, что, наверное, легче будет просто поехать к себе в деревню.
Вернувшись на родину, Илюза некоторое время она проработала в школе, преподавала математику и информатику. В течение года, проведенного в Куватово, она наблюдала, как война вторгается в жизнь сельчан.
— В моей маленькой деревне очень много людей старше 55 лет, и, по-моему, никого на фронт не забрали. Но в соседних деревнях, конечно, такие люди были. В большинстве случаев их забрали по мобилизации. Наш Баймакский район — довольно маленький, деревни расположены близко друг к другу, и родственных связей очень много. Поэтому, полагаю, практически все в районе знали, у кого сын, муж, отец или брат ушел на фронт, — говорит Мухамедьянова.
Вести о гибели земляков на войне, по ее словам, тоже распространялись быстро.
— В силу всех родственных, соседских связей люди быстро узнавали, кто из какой деревни погиб, — вспоминает Мухамедьянова.
"Школьники воспринимали милитаристские новшества по-разному"
За несколько месяцев работы в школе в Куватово Илюза увидела и насколько сильно милитаризация проникла в образовательную сферу.
— Практически каждую неделю ты должен был проводить эти "Разговоры о важном", — вспоминает Мухамедьянова. — Но я, конечно же, их не проводила. Я просто рассказывала какие-то удаленные от темы вещи. Учителя также проводили встречи с "ветеранами СВО", военные игры "Зарница", возили школьников на военные сборы. Собственно, и до 2022 года образование в России не было идеальным — оно уже было заметно милитаризованным. А с началом войны всё это резко усилилось. Таких мероприятий стало настолько много, что сейчас они вообще мешают учебному процессу.
По впечатлениям Илюзы Мухамедьяновой, школьники воспринимали милитаристские новшества по-разному.
— Я точно могу сказать, что среди них были те, кто, допустим, узнав мою антивоенную позицию, рассказывали свои истории, как они смотрят оппозиционные медиа на YouTube. И рассказывали, что в целом они не поддерживают существующий в нашей стране режим. Просто они не могут такое обсудить со своими учителями. Да и с родителями, скорее всего, тоже не могут, — отмечает Мухамедьянова.
Уже после отъезда из России Илюза совместно со студентами Стэнфордского университета (США, Калифорния) реализовала проект, посвященный школьному образованию. В нем в том числе рассказывалось о том, как на него повлияла военная пропаганда.
— Этот проект был реализован в рамках Stanford-US-Russia Forum в феврале-мае 2025 года, — рассказывает исследовательница. — В его рамках я рассматривала один конкретный регион — Башкортостан, поскольку знала контекст. В проекте я рассматривала школьное образование с двух точек зрения. Я оценивала планы воспитательных работ трех школ в республике — какими эти планы были до войны и какими они стали после начала войны. Было отчетливо видно, что количество милитаризованных мероприятий существенно увеличилось. И я рассматривала, как всё это проявляется в социальных сетях. Там тоже было ярко видно, как во много раз увеличилась милитаризация контента, как много в соцсетях стало постов, посвященных войне, армии, оружию.
"Они выходили в Баймаке за свою землю"
Протесты в Баймаке в январе 2024 года стали для будущей исследовательницы первой серьезной научной работой. Она связалась со знакомой ученой в одном из университетов США и вместе с ней определила методику исследования.
— В первую очередь я изучала данные баймакских протестов как исследователь, — говорит Илюза Мухамедьянова. — В то же время я сотрудничала с некоторыми независимыми российскими СМИ, помогая им освещать эти протесты. И, конечно же, рассказывала о них у себя в блоге.
Исследовать эту тему Мухамедьянова начала уже после протестов, когда в Башкортостане начали задерживать их участников.
— Мы (я и мои соавторы) рассматривали протесты в Баймаке с социологической точки зрения, — поясняет исследовательница. — Нам было интересно понять, какие мотивы побудили людей выйти на протест в авторитарном контексте, почему эти протесты стали такими масштабными.
Опросы участников протестов Мухамедьянова начала в первых числах февраля 2024 года.
— Уже в конце января я начала работать над тем, кого я буду опрашивать, что я буду спрашивать. При этом сначала я думала, что сумею поговорить со многими — мне казалось, что задержанных подержат недели две и отпустят, что будут лишь административные наказания, как после Куштау, — вспоминает девушка.
С февраля по июль 2024 года Мухамедьяновой удалось опросить 16 человек из оставшихся на свободе участников баймакских событий.
— Это были люди из разных районов и городов Башкортостана, не только из Баймака. Я не без труда находила их и — ради их безопасности — общалась с ними только лично, не прибегая к беседам онлайн, за исключением двух случаев. И это всё были углубленные интервью, продолжительностью от 40 минут до двух с половиной часов. И более половины бесед проходили на башкирском языке, что повышало доверие к моим вопросам, — рассказывает Мухамедьянова.
Работа над исследованием была закончена, по словам Мухамедьяновой, в декабре 2024 года. Первые результаты были опубликованы в журнале Russian Analytical Digest в мае 2025 года.
— Чтобы выйти на протест, у людей были разные причины, но была и одна общая — арест Фаиля Алсынова и суд над ним, — суммирует выводы исследования Мухамедьянова. — Процесс над Алсыновым стал последней каплей, а, вообще-то, у людей и до этого была сильная экологическая и этническая мотивации. Ещё одним побудительным мотивом стал пример победы на Куштау в 2020 году. Под влиянием этого примера люди в Баймаке выходили на площадь с убеждением, что они могут на что-то повлиять. И, как говорили опрошенные, они выходили в Баймаке не против Хабирова или против Путина — они выходили за Алсынова, за свою землю, за уважение к башкирской культуре, к истории, за уважение к людям, живущим на этой земле.
"Все время думаешь о родине"
Летом 2024 года Илюза Мухамедьянова решила уехать из России.
— Наблюдая за тем, как ширятся репрессии по отношению к "баймакцам", я поняла, что нужно или останавливать исследования, или уезжать из страны, — говорит исследовательница. — Вообще-то, я человек осторожный, хотя в последнее время моя осторожность, конечно, уже ушла куда-то далеко. Но было уже очевидно, что эти репрессии по отношению не только к участникам протестов, но и по отношению к блогерам, к журналистам, которые освещали протесты, дойдут и до меня — ровно в тот момент, когда я решу опубликоваться.
Мухамедьянова уехала в Прагу, где в декабре 2024 года поступила учиться на программу "Российские исследования" имени Бориса Немцова в Карловом университете.
— Я сейчас ищу подходящую кафедру, где я могла бы изучать процессы в национальных республиках России, либо в государствах центральноазиатского региона, — говорит девушка. — Если же говорить про мои академические интересы, то, конечно же, они до сих пор остаются на уровне этнических республик, коренных народов России. Это, наверное, моя главная стихия, это то, что мне интересно и чем я занимаюсь. Мне интересны и антропологический, и политологический, и социологический аспекты процессов, которые в этих республиках происходят.
Мухамедьянова признается, что все её мысли по-прежнему о Башкортостане.
— Я очень часто думаю о "Баймакском деле", читаю все эти приговоры судов, слежу за тем, как снова и снова семьи собирают деньги на адвокатов, на передачи своим родным в СИЗО и в колонии. И это, конечно, очень сильно влияет на мое эмоциональное состояние. Словом, с одной стороны, вроде бы не на что жаловаться, с другой стороны — всё время думаешь о родине, — заключает Илюза Мухамедьянова.
